Реферат Кинематографическая притча «Русский ковчег» Александра Николаевича Сокурова. Учебная работа № 194345
Количество страниц учебной работы: 4,10
Содержание:
Кинематографическая притча «Русский ковчег» Александра Николаевича Сокурова рассматривает культурное состояние России XVII-XX вв. В центре художественного повествования находятся наш современник, петербуржец Сокуров, от лица которого звучат закадровые комментарии происходящего действия, и француз, путешественник XIX в., который в течение всего фильма настаивает на львиной доли заимствований в русской культуре, лучшие образцы которой сосредоточены, в качестве экспонатов, в Эрмитаже: «Просто Ватикан! Копируете! Потому что собственных идей нет. Ваше начальство не хочет, чтоб у вас были собственные идеи». «Русский ковчег» — это Зимний дворец, спасающий для времен, когда придет «конец всякой плоти», сокровищницу русской культуры. Другими словами, именно собранную в Эрмитаже коллекцию позиционирует Сокуров в качестве праведного семени, достойного заложить основу новой цивилизации. Это открытие снимает первый смысловой слой, посвящения фильма 300-летию Санкт-Петербурга и открывает его сокровенную истину. «Русский ковчег» наполнен символизмом не в меньшей степени, чем «Рождество святого Иоанна Крестителя» Тинторетто, вероятно, на нем не зря остановили внимание в фильме. Возможно, Сокуров оставлял эти метки неосознанно: «Художник непроизвольно и даже вопреки своему внутреннему желанию вовлекается в процесс творчества… на него действует сила, которая проводит грань между ним и другими людьми, побуждая его к изображению и высказыванию вещей, не открытых до конца его взору и обладающих неисповедимой глубиной».
Учебная работа № 194345. Реферат Кинематографическая притча «Русский ковчег» Александра Николаевича Сокурова
Выдержка из похожей работы
«Бедные люди» как притча об отношении литературы к читателю
…..намекает, что Ратазяев пуст
и ничтожен, — дает почитать совсем другие повести, сочиненные Пушкиным и
Гоголем.
Создавая
чету благородных героев, Достоевский сдвоил универсальные антиномии
`молодой/старый`, `женщина/мужчина`, глобально обобщающие понятие
«человек». У персонажей одно отчество — Алексеевичи (Алексий — греч.
`защитник`). Их родство в том, что оба из рода-племени, где ценят и защищают
человечность. С помощью своей модели представлений о человеке дебютант
«натуральной школы» выступил против идеи отделить друг от друга этапы
развития словесности и расподобить культуру разных социальных слоев. Проводники
этой идеи смотрят на участников литературного процесса как на балаганные
марионетки. В «Петербургских сновидениях» писатель признался, что
пафос «Бедных людей» вырос из сопротивления его души
«гумору» новой беллетристики: «Стал я разглядывать и вдруг
увидел какие-то странные лица. Кто-то гримасничал передо мною,
спрятавшись за всю эту фантастическую толпу, и передергивал какие-то нитки,
пружинки, и куколки эти двигались, а он хохотал и все хохотал! И замерещилась
мне тогда другая история, в каких-то темных углах, какое-то титулярное сердце,
честное и чистое, нравственное и преданное начальству, а вместе с ним какая-то
девочка, оскорбленная и грустная, и глубоко разорвала мне сердце вся их
история»[1].
С
начала 1840-х годов западное начало в русской журналистике стало все активнее
вытеснять из повседневного общественного пользования то, что единственно и
могло составить верное изображение человека. «Кукольное» письмо не
могло восторжествовать целиком, пока читатели еще помнили и любили свойства
словесности иного типа (карамзинско-пушкинской), пока был жив инстинкт добра и
справедливости в чистых и отзывчивых на слово сердцах. Им был виден зазор между
тем, что навязывалось под видом новых ценностей и тем, что они знали как
ценности всевременные.
В
беллетристе-разоблачителе читатель уже не находил чуткого и доброго
собеседника. Новая журнальная беллетристика лишала людей возможности
формировать свой слог.
Дидактичность
и прагматизм речи «сильного» подавляют развитие собственных мыслей и
чувств более «слабых» участников коммуникативной ситуации. Это и
отражено в коллизии романа «Бедные люди». Сначала Девушкин,
«пустившись в свет», посещает «сочинительские вечера» у
соседа (обратим внимание на фоновую семантику `низ, закат` в словосочетаниях,
которые характеризуют данный этап знакомства героя с текущей литературой).
Потом Варенька посылает ему то, что любит сама: «… прочтем и
Пушкина», — отвечает герой. Мера понимания, которую он неожиданно обретает
из книжки, в один момент открывает то, чего не дали Макару Алексеевичу ни
«Пчелка», ни случаем когда-то прочтенные два романтических
произведения, ни философско-моралистическая книга А.Галича. «Да и что
самому прежде невдогад было, так вот здесь, как начнешь читать в этой книжке,
так сам все помаленьку и припомнишь, и разыщешь, и разгадаешь Да
дело-то простое, бог мой; да чего! право, и я так же бы написал;
Ведь я то же самое чувствую, да и сам подчас в таких же положениях
находился, как, примерно сказать, этот Самсон-то Вырин, бедняга».
Наивное
убеждение Девушкина, что он сам бы мог так написать, не лишено оснований. В
отличие от Виссариона Белинского (автора цикла критических статей
«Сочинения Александра Пушкина»), начинающий литератор Достоевский,
понимал, почему для словесности главное — не сковывать простор слову
простодушных ценителей всего человечного, особенно тех, которые не ведают о духе
и принципе новаторства «натуральной школы». Достоевский усвоил это по
прозе Пушкина, которая помогает заговорить на русском литературном языке всем,
кто не детализирует различия между старым/новым, а и…
