Контрольная Культура 14 вопросов. Учебная работа № 193574
Количество страниц учебной работы: 16
Содержание:
«1.Социология искусства в системе наук
2. Предмет, цели и задачи социологии искусства
3. Искусство как социокультурный феномен
4.Социальные функции исскуства
5.Картина мира, человека
6.Социокультурная стратификация общества
7. Искусство в формировании картины мира
8.Субкультуры и искусство
9.Возможность оценок в искусстве
10.Художественная критика как инструмент оценок в искусстве
11. Оценка произведения искусства
14. Высокое, массовое и популярное искусство
»
Учебная работа № 193574. Контрольная Культура 14 вопросов
Выдержка из похожей работы
К вопросу о менталитете сибирской культуры (по материалам демократической публицистики второй половины XIX в.)
….. но и на эпохальном, конфессиональном,
классовом и т.п. уровнях.
Менталитет
русской культуры не есть только национально-русский менталитет, это и
ментальности межнациональные или наднациональные, т.е. менталитет русской
культуры составляет «совокупность культур, сопряженных в единстве
цивилизации»[1].
Российская
империя не могла не включать крайнее разнообразие региональных культурных
традиций; необъятность территории превращала ее отдельные части, в том числе и
огромную Сибирь, в замкнутые культурные организмы, но насколько правомерен
вопрос о менталитете сибирской культуры, отличном от менталитета культуры
российской?
В
оценке самобытности сибирской культуры отчетливо прослеживаются противоречивые
тенденции, корни которых уходят в XIX век. В 50–60-е гг., когда продвижение
русских за Урал набирало силы, на страницах периодических изданий широко
обсуждались самые разные аспекты колонизации, при этом и правительственные
структуры, и либералы, и демократы оказались единодушны в утверждении: «Сибирь
– та же Русь»[2]. Наиболее ярко эта позиция была позднее выражена в
классическом труде А. Кауфмана, известного исследователя переселенческого дела.
Он
писал, что русские переселения «существенно отличаются от аналогичных движений
в Западной Европе, от европейской колонизации заморских стран, которая имеет
характер эмиграции, т.е. выхода:, а в России было издревле и остается до сих
пор явлением внутреннего быта, имеющим значение простого перехода с одного
места жительства на другое»[3].
Но
в 60-е же годы прозвучала и иная точка зрения. А.П. Щапов, профессиональный
историк, подробно проанализировав ход, характер, движущие силы колонизации,
пришел к выводу о формировании «русско-сибирской народности», которая
«значительно отличается от коренного великорусского типа и представляет
особенный своеобразный тип, во многих отношениях уступающий великорусскому. В
физическом отношении тип этот составляет как бы переход от славяно-русской
народности к типу северных инородцев; в психическом – он воспринял в себя также
некоторые особенности инородческих племен и утратил многие коренные свойства
русской природы. Ум сибиряка по обширности и гибкости уступает коренному,
русскому. Эгоизм и стремление к наживе развиты в нем более, чем у великорусов;
поэтического чувства у него нет совершенно, его общественные и нравственные
понятия большей частью узки, грубы и диковаты, – одним словом, это выродки
коренного славяно-русского племени, значительно изменившиеся от неблагоприятных
физико-географических и этнологических условий и представляющие относительно
немного привлекательных и достойных уважения черт»[4].
Противопоставляя
Сибирь России, пропагандируя необходимость и возможность особого пути развития
этого обширного края, авторы и идеологи областнической концепции Н.М. Ядринцев
и Г.Н. Потанин также часто писали о самобытности сибиряков, своеобразных чертах
их физического и духовного облика, образа жизни, но в отличие от нелицеприятной
оценки А. Щапова, их суждения не столь категоричны и мрачны: «Сибиряк более спиритуалист,
чем сенсуалист, в сибирской жизни нет сентиментальности, она груб…