Реферат Советская философия. Учебная работа № 164763

Количество страниц учебной работы: 30,2

Содержание:
Кончина марксизма-ленинизма, как известно, произошла быстро и спо-койно. Говорят, что после неудавшегося путча таблички на главном философ-ском факультете — МГУ — сменились в одну ночь: диамат стал «теоретической философией», истмат — «социальной философией». Также плавно советские фи-лософы перешли на немарксистские позиции, нимало не скорбя о потере. Спус-тя пять лет советская философия воспринимается, большей частью, как профес-сиональный вздор и чепуха, как противоречие в терминах («вопиющая неле-пость», — сказал А.Ф. Лосев о диамате в «Диалектике мифа»). Утверждение мар-ксизма-ленинизма рассматривается как победа «чистой» идеологии и конец вся-кой философии. И, хотя были отдельные мыслители, но были они вопреки, а не благодаря… Этот устоявшийся в интеллектуальном массовом сознании взгляд разделяется многими профессионалами. М.К. Мамардашвили: «…В Советском Союзе сформировалась философия, которая в действительности никогда не бы-ла такой, являясь лишь частью идеологического аппарата государства.
Я намеренно обращаюсь к авторитету Мамардашвили, ибо в его случае ясно обозначается проблема: Мераб Константинович не был эзотерической фи-гурой и, будучи профессиональным философом, мог (не без труда, конечно) довольно долго работать через философские институции, легитимно, то есть оставаясь, по определению, советским философом. Не следует ли, в таком слу-чае, различать советскую философию и марксизм-ленинизм?
Этим вопровом задается Evert van der Zweerde в книге «Soviet Philosophy — the Ideology and the Handmaid» («Советская философия -идеология и служанка»). Тот факт, что сей обширный труд, в котором обстоятельно анализируется фе-номен советской философии, появился на английском языке и принадлежит пе-ру голландского ученого объясняет, отчасти, сам автор: «Представление о со-ветской философии как о «мрачном времени» рискует стать общепринятым в результате тотального отрицания советского периода в постсоветской России». Однако, замечает автор, постсоветская философия неизбежно будет испыты-вать значительное влияние собственного недавнего прошлого, с которой, доба-вим, ей придется разбираться.
Ван дер Зверд упоминает два подхода западных исследователей к совет-ской философии. Первый отрицает за ней какое-либо философское содержание: сама «советскость»-де исключает философию. При втором советская философия рассматривается как философия плюс нечто еще, при этом опять же, «совет-ское» забраковывается как нерелевантное и нефилософское (как «bad philosopy»). «В обоих случаях философия идентифицируется с той, которую мы знаем и практикуем», — отмечает автор, то есть с «их» (западной) философией. Он утверждает далее: 1) советская философия суть философия; 2) «советскостъ» советской философии существенна.
«Советскость» указывает не столько на содержание советской философии, сколько на возможности и механизмы ее функционирования. Советская фило-софия не есть оппозиция «западной» философии и та, и другая суть философия (как «попытка понимать реальность рациональными средствами»), — но лишь отличный от западного способ выражения, детерминированный советской фи-лософской культурой. Потому, считает автор, необходимо вписать в историю философии ее»советский эпизод», ибо история философии без советской фило-софии была бы неполной.
Советская философия, как известно, самоиндентифицировалась как диа-лектический и исторический материализм, но эта дефиниция скорее мешает ис-следователю (как, впрочем, и другие самоидентифицикациии советской куль-туры — скажем, соцреализм, — лишь затемняющие положение дел). Дж. Скэнлан отмечает в этой связи: «Именно диалектика плохо согласуется с материализ-мом, как впрочем, и с историей…». Таким образом, анализ советской филосо-фии путем изучения философских текстов мало что дает. Потому ван дер Зверд вынужден погрузиться в исторический контекст, а дабы получить целостную картину советской философии, необходимо проследить историю последней от и до- с 17-го по 91 -ый г.г. Словом, чтобы распутать клубок текстов, контек-стов, отдельных судеб и разнообразных связей, вкупе составляющих советскую философскую культуру, требуется кропотливость и интеллектуальное терпение масштабов, так сказать, нерусских.
Соглашаясь с западными исследователями в том, что отношения совет-ской идеологии и советской философии — центральная тема анализа советского философского феномена, ван дер Зверд разрабатывает оригинальную концеп-цию идеологии. Согласно западным источникам, между философией и идеоло-гией возможны троякие взаимоотношения: тождества, исключения или вклю-чения одной в другую. Все варианты отвергаются автором как негодные для адекватного описания «советского случая»: идентификация философии и идео-логии лишает советскую философию «философичности» и делает невозможным различение идеологических ходов, тогда как оппозиция раскалывает советскую философскую культуру на две не связанные сферы — «чистой» идеологии и идеологически нейтральной философии. Все три подхода, между тем, восходят к одному представлению, предполагают наличие общего плана для философии и идеологии, относя их «к формам мысли или теории».
Ван дер Зверд предлагает радикально иной способ: рассматривать идео-логию не как «тип теории или сознания», но как функцию некой теории. Идео-логия не является теорией, но последняя может выполнять идеологическую функцию. Теория, явленная в идеологизированной форме, разыгрывается таким образом, что основной ее функцией выступает идеологическая. Работа идеоло-гического механизма связывает идеологизированную теорию с практической деятельностью в строго заданном направлении Марксову выводу об идеологии как «ложном сознании» и ленинскому лозунгу об истинности научной (=пролетарской) идеологии, а также их дериватам ван дер Зверд противопос-тавляет положение, согласно которому идеология индифферентна в отношении истины и иллюстрирует его рядом примеров, что представляется излишним, поскольку индифферентность идеологии в отношении истины/лжи следует из авторской концепции идеологии. Идеология не имеет своим содержанием тео-рию, то есть теоретические предложения, которые можно верифицировать. Со-держанием идеологии является действие как таковое.
Советская система имела четко выраженную идеологию. В общем случае концепции идеологии могут быть критические (идеология как «ложное» созна-ние) и нейтральные (идеология как неизбежный феномен общества). В отличие от Маркса официальный советский марксизм совмещал критическую и ней-тральную концепции: идеология является частью любого общества, различие должно быть проведено между истинной — научной — и ложной идеологиями. Само введение понятия «марксистско-ленинская идеология» в повседневность связано со становлением ортодоксии: марксистско-ленинская идеология ис-пользовалась — как идеология — для организации деятельности «масс» в интере-сах партии и государства. „ Но «не является ли эксплицитная идеология проти-воречием в терминах?» — задается вопросом ван дер Зверд. Работа идеологиче-ского механизма должна быть, по определению, скрыта. «Советский случай», доказывает автор, представляет «экстремальный случай» идеологии: даже само-название себя идеологией используется идеологически, идеологически скрыва-ет эту идеологию.
Марксизм-ленинизм объявлял себя в качестве мотивационной установки: декларировалось, что партия и правительство, интеллигенция и, вообще говоря, все добропорядочные советские граждане руководствуются в своей практиче-ской деятельности принципами марксизма-ленинизма. В действительности же, марксизм-ленинизм выполнял прежде всего функцию легитимации, а не моти-вации. Подобная смена функций — мотивационной на легитимационную — не-редко случается с революционными теориями, когда их адепты приходят к вла-сти. Само «рождение» марксизма-ленинизма ознаменовало переход революци-онной теории марксизма к консервативной идеологии. Более того, мотивацион-ный заряд марксизма был скорее вредным, нежели полезным, для утвердивше-гося большевистского государства.
Потому задачей сталинского режима стала нейтрализация марксизма — лишениие его критических потенций, его консервация. Сталин лично контро-лировал этот процесс, исполнителями были «философы-аппаратчики».
Автор приходит к выводу: марксизм-ленинизм был универсальным сред-ством легитимности в Советском Союзе на протяжении многих лет, начиная со времени установления марксистско-ленинской ортодоксии.
Это означает, что любая — социальная, политическая, экономическая или интеллектуальная — деятельность, дабы быть легитимной, должна была иметь обоснование в терминах официального марксизма-ленинизма (его текущей вер-сии). При этом в разные времена марксизм-ленинизм мог обладать мотиваци-онной силой, мог иметь искренних приверженцев — это никак не влияло на его функционирование в качестве средства легитимности. Партийная элита была глубоко убеждена в неизбежности идеологии марксизма-ленинизма, интелли-генция — в неизбежности ее существования и необходимости «иметь с ней дело». Таким образом, марксизм-ленинизм стал «объективным фактом» советского общества, чего никто не мог избежать, не становясь иллегитимным.
Советская идеология обеспечивала советское общество уникальным сло-варем легитимности — набором предложений, выражений, терминов и правил для обоснования какого-либо рода деятельности. Она фукционировала незави-симо от «хорошей или плохой веры» в нее. Так, декларируемая в годы «развито-го социализма» вера в марксизм-ленинизм воспринималась как бессодержа-тельный ритуал. Подобные ситуации -когда люди продолжают выполнять не-кие ритуалы и представлять свои действия в терминах теорий, которых они уже не придерживаются -нередки в общественной жизни, замечает ван дер Зверд. Его, однако, поражает масштаб происходившего: время как бы остановилось, ситуация законсервировалась при «застое», и, хотя «люди перестали верить», марксистско-ленинский фон детерминировал публичную жизнь в течение «це-лых двадцати лет».
А. Бесансон характеризует специфическое качество советского общества: реальность здесь подменя

Стоимость данной учебной работы: 780 руб.